Разнообразный, пестрый и таинственный мир бытовых образов, впервые ставших в XV–XVII веках предметом столь пристального художественного интереса, раскрывается здесь и в его живописной стилистике, ренессансной или барочной, и в его смысловых подтекстах, светских и религиозных. Книга адресована как специалистам искусствоведам, так и всем, кому интересен мир старинных картин и старинного быта. Книга доктора искусствоведения М.Н. Соколова, посвященная западноевропейской жанровой живописи XV—XVII веков, предлагает радикально новый взгляд на содержание светского искусства этого периода. Автор использует многочисленные современные работы на эту тему, но в то же время критикует их за чрезмерную односторонность. Согласно его мнению, понимание ранних жанров не должно сводиться к мотивам «критики нравов», «обличению человеческих грехов» либо просто к «смеховой разрядке». Ни сатирические или негативно-дидактические, ни чисто смеховые черты жанровой живописи не дают ключа к постижению ее принципиальной образной новизны. М.Н. Соколов выдвигает гипотезу, которая, с его точки зрения, может пролить свет на сущность этой новизны. Почти все раннежанровые образы были проникнуты культом Природы как универсального начала, регулирующего жизнь и противостоящего традиционному средневековому теоцентризму. Достигшее особого расцвета на рубеже нового времени, почитание Природы-Матери сочетало в себе гуманистическое философское умозрение с утопической поэзией. Поэтому оно находило активный отклик именно в художественном сознании, порождая стиль, который можно условно назвать натурфилософским реализмом. Наряду с Природой важнейшее значение для сложения этой эстетической модели имели понятия Любви, Фортуны, Смерти и Времени как космических энергий, предопределяющих течение и природного, и историко-социального бытия. Бытовые жанры непосредственно отразили эти новые взгляды на человека и природу. Автор последовательно рассматривает как процессы обмирщения, жанризации религиозного искусства, так и возникновение самостоятельных светских бытовых изображений в нидерландской (а затем голландской и фламандской), немецкой, французской, итальянской и испанской школах. При этом особое внимание уделяется свадебно-семейным образам, иконографии человеческих возрастов, детства и старости, мотивам бедности и богатства, кухонным сценам, иконографии игр, народных празднеств, трудовых процессов. Специальные главы посвящены символике Пути Жизни, объединяющей сразу несколько важных иконологических линий, крестьянским образам, а также Садам Любви, в наиболее наглядной форме выражающим утопические чаяния ренессансного гуманизма. Шедевры Яна Ван Эйка, Босха, Дюрера, Джорджоне, Питера Брейгеля Старшего, Караваджо, Рубенса, Веласкеса, Халса, Вермера, Рембрандта и братьев Леяен рассматриваются в книге наряду со многими менее известными, но по-своему значительными произведениями. Самобытность аргументации в сочетании с богатством иллюстративного материала делает книгу увлекательной и для специалистов, и для широких кругов читателей.

Как устроены академические карьеры в разных странах? Что нужно сделать, чтобы успешно взойти по карьерным ступеням? Этот вопрос волнует три разные аудитории. Прежде всего, всех, стоящих у подножья академической лестницы и мечтающих подняться по ней. Он занимает также организаторов науки, стремящимся дать дорогу наиболее достойным ученым. Наконец, интересен он и социологам, для которых действия первых двух групп являются благодатным предметом для изучения. Основываясь на сравнительном исследовании научных карьер в Великобритании, Германии, России, США и Франции, авторы анализируют успешные и проигрышные варианты академической судьбы в каждой из этих стран.

«Борис Кустодиев по праву принадлежит к числу популярнейших художников России. Его яркие, звонкие по цвету национально-романтические образы любовно воспроизводят устоявшиеся черты провинциального быта, живописные приметы русской глубинки в обрамлении прекрасных пейзажей, преимущественно приволжских. Традиции передвижничества, импрессионизма и символизма, принципы «Мира искусства» и «Союза русских художников», равно как и многообразные мотивы русского фольклора, нашли в его творчестве глубоко самобытное претворение. Огромное значение для формирования его стиля имел театр, благодаря которому его образы обрели самоценное эстетическое пространство, чарующее своим красочным обаянием. Творчество мастера породило немало мифов, но для него самого — как человека Серебряного века — главным был миф о всемогуществе художественной красоты, которой он и стремился наполнить свои «типично русские картины». Цветные репродукции.»